Исполненное послушание. Из воспоминаний об архимандрите Кирилле (Павлове)
В те годы, ловил я каждую возможность, даже в рабочие будни старался посещать ближайшую церковь. Там и маму мою отпевали. Духовенство, сотрудники и прихожане храма были мне знакомы. В начале 90-х гг. настоятель о. Геннадий благословил быть чтецом на клиросе. Через некоторое время пригласил алтарничать. Служил в этом храме о. Александр Арсеньев. – Слушай! Тебе к о. Кириллу надо съездить! – увидев меня, воскликнул он как-то. – Какому? – не понял я. – К архимандриту Кириллу, в Лавру, – еще более удивился он моему непониманию. Пожал я плечами, показав, что у меня до такого светила «нос не дорос». Однако после одной из служб батюшка решительно усадил меня в свой побитый «москвич» и приказным тоном сообщил, что поедем в Переделкино. Но напрасно мы спешили, его увезли обратно в Лавру.
Во время Великого поста священник уже настоятельно наказал мне съездить к духовнику Троице-Сергиевой Лавры архим. Кириллу (Павлову) и спросить об интересующем его вопросе старца, т.к. сам он из-за множества служб не может выяснить. Не сразу я решился выполнить просьбу. Заботы поглощали время, но однажды я решительно собрался и поехал в Сергиев Посад.
Прибыл в Лавру с опозданием. Литургия в Успенском Соборе уже началась. В конце службы была проповедь. Ее произносил невысокий старец в блестящей митре, но без панагии. Значит – архимандрит. Держался просто, располагал к себе своей наружностью. Говорил безыскусно, иногда чуть запинался. Это не мешало слушать его. В доступной форме, открывая нам такие смысловые глубины, что дух захватывало.
Замерев, как и все в храме, почти не дыша, напряженно я вслушивался в каждое слово, произносимое старцем, старался запечатлеть в себе слышимое: «Вера в Воскресение Христово является и величайшим утверждением христианской любви. Любовь, в особенности истинно христианская, требует от верующего человека больших жертв, большого самоотречения; подчас – вплоть до самопожертвования, до смерти. Любить Бога – значит всю свою жизнь, все силы посвятить служению Богу. Это требует самоотречения и самопожертвования, готовности пожертвовать жизнью ради славы Имени Божьего, ради святой Веры, ради Закона Божьего. Любовь к ближним требует неустанных трудов, попечения о их вечном душевном спасении и о благополучии, о их телесной жизни, требует также и готовности пожертвовать своим имуществом и жизнью ради блага ближнего. Таковы жертвы, которых требует любовь. Но как решиться на эти жертвы, когда наша самолюбивая природа ищет всегда пользы, выгоды только для себя? Когда наше самолюбие внушает нам, что мы должны жить только для своего собственного удовольствия, наслаждения, для собственной пользы? Не лучше ли действительно жить в свое удовольствие? Но нет. Что посеет человек, то и пожнет. Сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную (Гал. 6, 8). И примером тому является любовь Христова. Чем человек самоотверженнее приносит себя в жертву для блага ближнего, тем любовь бывает благоплодней. И это мы видим на примере Христа Спасителя. Господь любил Бога Отца беспредельной любовью. Для Него пищею было творить волю Отца Небесного. И по любви к Отцу Небесному, из послушания Ему Господь воспринял на Себя величайший подвиг – искупление, спасение грешного человеческого рода. И по любви к Нему Господь положил душу Свою за ближнего.
Обыкновенно, по естественному закону и по чувству справедливости и благодарности, на любовь отвечают любовью, любовь одной стороны вызывает любовь стороны другой. Потому и мы на беспредельную любовь к нам Спасителя должны отвечать полной, готовой на все жертвы любовью к Нему. Любим ли мы Господа нашего за Его безграничную любовь к нам? Ответом на этот вопрос служит наша жизнь, наше поведение. Признаком истинной любви людей ко Спасителю Сам Он поставил исполнение людьми Его заповедей: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня (Ин. 14, 21). Поэтому если в жизни нашей осуществляется Закон Христов, если мы исполняем Его заповеди и соблюдаем слово Его, то мы истинно любим Его. Если же мы поступаем вопреки заповедям Христа, то либо вовсе не любим Его, либо любим только словом или языком.
Одну из заповедей Христовых мы слышали из ныне прочтенного Евангелия: Кто хочет идти за Мною, – говорит Господь, – отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мк. 8, 34). Эта заповедь Христова требует от нас, чтобы мы отверглись себя, т.е. отказались от своего самолюбия, от всех греховных пристрастий и греховных дел и вообще от своей воли и подчинили свою волю беспрекословно воле Божией. Она требует также, чтобы мы взяли крест свой, то есть терпеливо и покорно несли тяжелые труды самоуправления и самоусовершенствования, труды, сопряженные с исполнением всех наших обязанностей, лишения, скорби, несчастья, вообще все то, что пошлет нам Промысл Божий. Заповедь требует далее, чтобы мы следовали за Христом, то есть чтобы мы любили учение Христово и закон Христов и свою жизнь направляли по примеру Его жизни, в духе любви самоотверженной…»
Тут меня отвлекли. Послушник попросил меня помочь. Вдвоем мы отнесли небольшой столик и поставили невдалеке от входа в собор. Когда я вернулся на свое место, старца на амвоне уже не было. Закончив свою проповедь, он вернулся в алтарь. Вскоре открылись Царские врата, и трое священников стали причащать множество прихожан.
Чтобы не мешать им, отошел я в сторону, ближе к входу. Остановил проходившего монаха. Спросил его, как можно свидеться с архим. Кириллом (Павловым)? Тот сообщил, что сейчас старец занят на службе, но после этого повидаться с ним возможно. Вежливый монах, несмотря на свою занятость, был внимателен и обстоятелен, он доверительно мне сообщил, что после окончания службы батюшка выйдет из храма, и тогда, если повезет, можно будет подойти к нему, но очень трудно это сделать. – Почему? – взволновался я. – Бывает по-всякому. Он может очень торопиться, по какому-нибудь срочному делу. Но чаще, его так обступает народ, что пробиться к нему, практически невозможно. – И что же мне делать? – Попытаться. Может, повезет. Отец Кирилл будет выходить вон через ту дверь, – указал монах на массивную дверь на солее, справа. Пойдемте, покажу.
Мы вышли из собора. Свернув налево, чуть прошли вперед. Показав на одну из высоких дверей в стене собора, монах сообщил, что именно через нее должен выйти о. Кирилл. – А как мне его узнать? – растерянно спросил я монаха. – К которому больше всех кинется народу, тот и есть отец Кирилл. Не ошибетесь. Монах поклонился и быстро пошел к Троицкому собору, а я вернулся в Успенский собор. Причастие только что закончилось.
После отпуста и целования креста быстро заспешил к указанной двери. Оттуда уже густой чередой выходили в развевающихся на ветру черных мантиях, как стая диковинных птиц, монахи Лавры разных чинов и сана. Невольно подивился, сколько же здесь монахов! Но ожидаемого старца, не видел. Да и собравшаяся группа прихожан стояла не двигаясь, также жадно высматривая выходящих. Ревниво устрашился я: Вон их сколько! Да все знакомы ему, их он будет слушать. А я совсем незнакомый. Зачем ему время тратить на меня?
Выходили некоторые старцы, очень похожие на того, кого я ждал с нетерпением. Кого видел на фотографиях в церковных журналах, да у о. Александра в келии. Иногда порывался броситься к кому-нибудь из седовласых архимандритов. Не выдержав, даже подбежал к одному из них. Тот ласково сообщил, что нет, он не о. Кирилл, и что тот скоро выйдет.
Когда большая группа людей бросилась к одному из выходящих, удивленный, какое-то время остолбенело смотрел я на окруженного старца, узнавая в нем того, кто так поразил меня своей проповедью на сегодняшней службе. Потом очнувшись, подошел и я к большой группе людей, окруживших улыбающегося, пожилого архимандрита. Стал вслушиваться в те вопросы, которые сыпались отовсюду на него, на которые он неспешно, негромко отвечал.
Какое-то время, постояв на месте, люди, продолжая беседу с уважаемым старцем, стали потихоньку смещаться от собора вперед, к въездным вратам и деревянной пристройке перед двумя 3-этажными жилыми корпусами за обширным Трапезным храмом. Тут группа богомольцев, получив поочередно благословение старца, стала расходиться. Стоя среди последних, я замешкался и не заметил, как старец исчез за дверью братской проходной. Кроме меня, остались еще трое в неопределенности. Что делать?
Походил по Лавре между толпами цветастых то ли немцев, то ли французов. Много, на удивление сновало вездесущих японцев. Зашел снова в Троицкий собор, приложился к мощам прп. Сергия. Послушал молебен, с акафистом ему. Выходя, приметил молодого человека. Сердце подсказало. Обратился к нему с вопросом о том, как попасть к старцу Кириллу. Договорились встретиться у монастырской проходной, в 13 часов. Пришел туда в 12.40. Ждал. Но послушник не пришел. Попытался сам пройти. По деревянному коридору прошел в подклеть Трапезного храма. Пытался пройти в нужную дверь. Не пустили. Уговаривал. Ответ дежурных строг – нет! Думал – уже не попасть. Придется возвращаться ни с чем…
Стал молиться. Замерз. И вдруг! Вышел тот молодой человек ко мне. И на удивление провел меня на территорию братских корпусов. Указав на угол Трапезного храма, сказал, чтобы я там, у стены, дожидался о. Кирилла. – Как я его узнаю?! – взмолился я. Он снова повторил для меня: Увидишь старца, больше всех окруженного людьми – значит это о. Кирилл! Не дожидаясь новых вопросов, он быстро убежал по делам за корпуса. Остался я в растерянности и неопределенности: Прошел и что? Так всю ночь и будешь стоять на ветру? Стоял минут 40. Замерз основательно. Молился. И вот вижу, идет группа монахов. Среди них узнаю пожилого и молодой человек в подряснике показывает мне, для верности на старца и кивает мне! Божья милость!
Подошел я к группе. Опасаясь, что батюшка, влекомый насельниками Лавры, опять пройдет мимо меня, шагнул прямо к нему. Назвался. Передал просьбу о желаемой встрече о. Александра по важному вопросу. Добрый старец предложил идти с ним в его келью. В это время от ворот подскочил появившийся там, явно нездешний монах южного вида. Перебив меня, он во всеуслышание обратился к о. Кириллу. Представился монахом. Просил благословения старца в дорогу, на Афон. Он же, к моему удивлению, считавшему, что желание кого-либо на Афон – священно, ответил другое. – А чего тебе делать на Афоне? Ты ведь и в России не можешь прижиться нигде. Думаешь, там медом намазано, да птички поют? Работы меньше, чем здесь? Там, брат, тяжелой работы больше. Да жара невыносимая. Хоть ты и на юге, видно родился, но и тебе там будет несладко. Экзотики там нет. Она на мирских курортах только. Не выдержишь ты там, сбежишь быстро. Быстрее, чем из наших русских монастырей. Затем старец спросил, благословил ли кто его на это. – Нет, – признался погрустневший монах. – А как же ты собрался туда? – Я думал вы благословите – испуганно пролепетал тот. – Как я могу давать тебе благословение, если у тебя свой духовник есть? – Нет у меня его. Раньше были, а теперь вот нет, – еще тише признался инок. – А как же ты тогда живешь, «монах»?! – воскликнул от удивления о. Кирилл. Вон, видал, сколько людей сейчас было? У всех духовники есть, а у тебя нет! Что это за монастыри такие, в которых ты был? Не дождавшись ответа, старец отвернулся.
В это время, улучив момент, к старцу бросились двое среднего возраста, мужчина и женщина. Они стали о чем-то взволнованно расспрашивать его. Немного поговорив с ними, старец дал им знак, чтобы они чуть подождали. – А ты чего? – спросил он быстро, но заинтересованно меня, стоящего в неопределенности. – Да я, вот… по послушанию, с поручением к вам приехал, – смущенно ответил я. – Пошли, – коротко, неожиданно бросил мне о. Кирилл и быстро пошел к двери своего, Варваринского корпуса. Я растерялся, стоял как вкопанный…
Увидев, что южанин ринулся вслед за Батюшкой, и я сообразил, что мне нужно сделать то же самое. У старого, братского корпуса, напротив проходной батюшку остановили еще двое монахов Лавры, о чем-то стали расспрашивать его. Остановился и я, опять в неопределенности. Но тут, поискав взглядом, снова старец махнул мне легонько рукой и прошел в здание. За ним последовали монахи, быстро засеменил туда и южанин. Я робко последовал за ними. В полутьме, скорее по громкому стуку ног по деревянной лестнице, понял, что надо подниматься наверх.
В коридоре на втором этаже лаврские насельники, выяснив на ходу желаемое, распростились со старцем и видимо попутно узнали у него про идущих следом. Посему, взяв легонько за руку назойливого путешественника на Афон, вежливо развернули его к выходу. – Батюшка, помолитесь обо мне, чтобы страсти отстали, замучили! – крикнул он вслед удаляющемуся к своей келье старцу. Отец Кирилл, подойдя к двери кельи, кивнул ему в ответ, осенил укрепляющим крестным знамением. Затем оказал мне нежданную честь, пригласив к себе. Не чувствуя под собой ног, как замороженный от страха и почтения, я робко, осторожно переступил порог старческого уединенного жилища.
Келия о. Кирилла, на удивление просторная, метров 20, была завалена везде и всем вперемешку. Главным образом книгами, иконами, подсвечниками и свечами. По всему было видно – человеку крайне некогда. Не тратит он время на разборки, уборки. Все службы, молитвы, исповеди, встречи, дела. Ни секунды на быт. Кладет куда придется. Не теряя время на поиск места. Понятно было, что все здесь лежащее, это для других. Здесь не задерживается.
Тут отметил про себя, что идеальный порядок как правило бывает у тех, кто не занимается всепоглощающим, сосредоточенным трудом. Требующим много разных книг, бумаг, документов, источников. Идеальный порядок у пустых. У них книг немного, и те для показухи. А вот у увлеченных, активно работающих все по-другому. У них нет ни минуты лишнего времени. Все для дела и на дело! Им не надо разбираться, так как это для них – пустое занятие. Все равно не разберешься, так как завтрашние документы, книги снова пойдут на завал «порядка». Разберутся потом, другие, когда хозяина вынесут. Быстро, разом все выбросят. Будь то сложено по порядку или нет. Поэтому и нечего тратить зря уйму времени на это. Тут же, в келии старца, все служило не для него, а для людей. Все то множество коробок с подарками, книги, иконки, крестики. Все это заготовлено для передачи на поучительные подарки людям. За окном висела кормушка для птиц. И там, несмотря на весеннюю, сытную уже для живности погоду порхали, стучали носиками множество разных лесных птиц. Аромат в келии архим. Кирилла – непередаваемый.
Старец устало сел на старенький диван. – Рассказывай, какое у тебя надобности ко мне? – Отец Александр, духовник генерала Стерлигова, он просил меня узнать, когда Вы сможете принять его у себя. Ему очень важен и нужен ваш совет. – Пусть подъезжает в ближайшую субботу, между службами. – Хорошо, передам, – ответил я и замер, не зная, что дальше предпринять, как распрощаться со старцем.
Паузу нарушил сам отец Кирилл. – А ты сам, где и кем служишь? – несмотря на сильную усталость, с интересом спросил батюшка. – Да так, ничего особенного. Тружусь как все помаленьку. Быстро, штрихами описал я свой путь, сказал, что хотел бы теперь служить в Церкви. Борьба с видимыми врагами не получается, пора наверное переходить полностью в строй бойцов против невидимых врагов. На что старец привстав, взяв мои руки в свои, потряс, горячо поддержав таким образом мое желание.
Второй вопрос возник неожиданно. Я спросил об общественной своей занятости, что я к тому же и депутат Моссовета. – Да-а? – заинтересовался о. Кирилл. – Ну, как там у вас, во власти? Хорошие законы нам готовите? – Хорошие не получается. Много очень противников. – Бороться нужно! – Боремся, как можем. – А семья у тебя есть? – Есть. Жена и сын. – Работа твоя тебе нравится? – Да, но ее почти не осталось. Доживаем там последние сроки. – Жалко, – вздохнул старец, потом, взбадривая сказал. – А в Советах надо пока быть. Помогать людям, а то тяжело, совсем злодеи нас одолели. Но главное – Церковь, вера православная. Дом, семья, на камне веры чтобы стояли! Молитесь? В храм ходите? – Молимся. Ходим. В церкви алтарничаю. Читаю на клиросе. – О, это – хорошо! – похвалил меня старец. – Молодец! Продолжай, не оставляй этого дела. Оно – самое благое.
И вот что… Отец Кирилл пронзительно, коротко глянув мне в глаза, привстал. – Ты, давай, совсем переходи на служение, в Церковь – уверенно произнес о. Кирилл. Я отвечал, что грешен, вел не благостную, мирскую жизнь среди сверстников и не достоин такой чести! Мудрый духовник был непреклонен. Благословил меня и непререкаемым тоном сказал, что я должен стать священником. – Давай, иди к владыке. Расскажи все, как мне сейчас. Воскресные школы надо открывать побольше. Будешь преподавать, просвещать деток. Рукоположишься в области, в селе служить. Только там тяжело. Нищета… Снова взгляд на меня. Испытующий. – Бедности и трудов, я не боюсь, – ответил я. Обрадовался такому ответу о. Кирилл. – Действуй! Спасайся и семью спасай! – энергично закончил батюшка. – Будем стараться. – Вот и хорошо, – уставший старый монах встал и негромко предложил: Ты ко мне, недельки через две приезжай, побеседуем еще. На этом и расстались.
Благословляясь, трепетно прижался я к руке старца. Взял он со стола, что слева от двери, из кучечки зеленых яблок одно и одарил меня им. Получил я в подарок и коробку конфет, пряники для сына. Благодарный за встречу с духоносным старцем, не помнящий себя от счастья, не выдержал. – Почему?! За что мне сегодня такой Праздник?! Он рассмеялся и подтолкнул меня к двери. Радостный я вышел. Тут же вошел другой человек, назначенный для встречи. Все по распорядку. Ни секунды лишней. Если батюшка не на службе, то в 6.30 начинает прием приходящих. Весь день расписан до глубокой ночи.
Всю обратную дорогу не мог удержаться и улыбался так, что на меня смотрели, как на умалишенного. Вот, что значит послушание и решимость! – ругал я себя. – Сколько ты канючил, что самый занятой. Нет времени, не можешь выполнить порученное священником. Не примут тебя, зря проездишь, время потеряешь. А вот, решился, понудил себя и какой результат! С каким старцем имел общение и благословился! – удивлялся и вразумлял себя на будущее.
Источник: Батюшка архим. Кирилл (Павлов) / Сост.: свящ. В. Кузнецов. – М., 2017. С. 35-47.
http://stsl.ru/news/all/ispolnennoe-poslushanie-iz-vospominaniy-ob-arkhimandrite-kirille-pavlove