Слово в день святого апостола Иоанна Богослова

Священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской

«Не любяй не позна Бога, яко Бог любы есть» (1Ин. 4, 8)

Как далек современный мир от разумения и принятия этих слов святого апостола Иоанна Богослова. Не на сердце, которое, будучи очищаемо, в себе самом может зреть Бога, обращено внимание нынешних ученых людей, а на мельчайшие частицы вещества, из сочетаний которого возник весь мир, не исключая и человека со всей его духовной жизнью. Не саможизненное Слово считается началом и концом всякого создания (Ин. 1, 3–5; Откр. 1:8, 3:14), а то же вещество, хотя даже разум человеческий, внимательно всматриваясь в сущность его, находит его составленным из движений того же разума и слова (идеалисты; ср. взгляд на качества вещей как на продукт ощущений). Не любовь к Богу, очищенная от похотей плоти, очей и гордости житейской, служащая отобразом Бога, Который «любы есть», считается средством к познанию «Сущего от начала», а плотский разум мира, казалось бы беспристрастно исследующий истину, в действительности же движимый теми же, хотя и крайне утонченными, похотями мира сего.

Впрочем, оставим в стороне тех людей, которые совершенно «вышли от нас» (1Ин. 2, 19), утратив веру в Бога, создавшего мир, пославшего Сына Своего для его спасения, и не могут иначе говорить и мыслить, как по-мирски, заметим лишь, что и доселе в разумении сущности бытия опирающиеся только на свой разум философы и ученые века сего, при всех взвешиваниях и разложениях вещества на последние составные его части, не подвинулись нимало. Обратимся от них к тем людям мира сего, которые, находясь вне Церкви или во многом с нею не соглашаясь, по видимомости приблизились к разумению слов святого апостола Иоанна о любви. Они говорят, что не в догматах Вселенских Соборов сущность христианства, а в учении о любви, что не обрядам и таинствам пришел научить людей Христос, а делам любви. Они укоряют Церковь в том, что она своими догматами и таинствами хочет лишь усыпить общественную совесть и отвлечь людей от тяжелого труда над самими собою и над исправлением недостатков в общественной жизни (Л. Толстой и его последователи). Другие, не столь далеко ушедшие в своих порицаниях Церкви, говорят, что она забыла «идеал земли» и «святой плоти», захотела сделать христианство каким-то бесплотным и во имя этого стремления остается совершенно равнодушною к ближайшим требованиям людей, живущих на земле и в земных условиях; будто мертвая церковная догма убила радость этой земной жизни, которую освятило Евангелие, дышащее одною любовью и жизнью (последователи так называемого «нового христианства» Розанов, Мережковский и др.).

Однако, следуя наставлению святого апостола, память которого мы ныне празднуем, не поспешим последовать за этими новыми учителями, которые говорят, что превзошли саму Церковь в разумении Евангелия, но будем «испытывать духов, от Бога ли они» (1Ин. 4, 1). От Бога ли та любовь, которую они проповедуют? Та ли это девственная любовь чистого сердца, проповедником которой был святой апостол Иоанн Богослов? Не есть ли это любовь прелюбодейная к миру, им осуждаемая? Ибо какою, если не прелюбодейною, назвать любовь, проповедуемую одним из последователей «нового христианства» (Розановым), если он высказывал мысли о свободе плотской любви? Как назвать любовию Божиею ту любовь, которая стремится оплотянить не в меру будто бы духовное христианское учение, как его разумеет Церковь? И как укорять Церковь за то, что будто бы она, погрузившись в бесплодное догматизирование и созерцание небесного, отрекается от служения «не словом или языком, но делом и истиною» (1Ин. 3, 18) нуждам меньшей братии Христовой? Не около ли церквей и монастырей, хотя бы и бедных, даже доселе наиболее сосредоточено и широко распространено благотворение, где не забыты слова святого Иоанна Богослова: «Кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия?» (1Ин. 3, 17), хотя эти обители молитвенных подвигов и духовного созерцания столь ныне поносятся. Не они ли исполняют важнейшие дела той любви, которую заповедал святой апостол Иоанн Богослов, сказав: «Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь» (1Ин. 5, 16)? Не остаются ли тщетны для самих порицателей Церкви увещания апостола о сем важнейшем деле любви Христовой и не вспоминаются ли как бы лишь для того, чтобы, вопреки апостолу, призывать к молитве за отлученного Церковью от своего общения Л. Толстого?

Не будем же, братие, обманываться и испытаем тщательно, какого духа эти учения и от Бога ли они? Ибо «идеал земли», который ими проповедуется, не есть ли идеал Ницше, исключительно землею ограничившего смысл существования человека, Ницше, называвшего себя «антихристом»? И это учение будто бы в настоящие дни открывается новое христианство, чрез которое уничтожается существовавшее доселе средостение между добром и злом, Христом и бездной (даже делается отныне возможным «убийство по совести»), будто бы найден новый путь в «небесный Иерусалим» (ср. идеи Мережковского) как противоположно оно богооткровенному учению Слова Божия и Церкви! И не приводит ли нам опять это новое учение на память виденного тайнозрителем Иоанном «зверя, выходящего из бездны», то есть антихриста, который будет убит мечом воинствующего Слова Божия (Откр. 17, 8)?

Итак, оставим подобные «новые» попытки найти путь к небу помимо исполнения «древней» и в то же время всегда «новой» заповеди о любви (1Ин. 2, 7–8): ищущие сих путей исключительно на «земле» как могут найти путь к небу? Будем помнить, что «никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3, 13), и что мы только тем путем можем взойти на небо, каким взошел Он, то есть путем вознесения на крест, умерщвления в себе любви к миру с его похотями плоти, очес и гордости житейской (1Ин. 2, 15, 16). Только тогда нам сделаются доступными врата небесного Иерусалима, когда мы войдем на брачную вечерю Агнца, украшенную девственною любовью уневестившихся Христу душ Церкви Его. Только тогда мы познаем Бога «лицом к лицу», так что не будет даже нужды в храме или светильнике, ибо «Господь Бог Вседержитель — храм сего нового Иерусалима и Агнец; …слава Господня осветит его, и светильник его будет Агнец» (Откр. 21, 22–23). «Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1Ин. 3, 2). Аминь.

Источник: https://azbyka.ru