Слово о простоте
На Карулях — в самой безводной пустыне Святой Горы — был один подвижник, который для утешения и для защиты от змей и мышей имел котенка.
Однажды одна хищная птица, пролетая в небе над его пустыней, наметила себе жертву и, устремившись вниз, схватила своими когтями котенка.
Подвижник, огорчившись и не зная, что делать, вошел в храм и, подойдя к иконе святого покровителя аскетирия, погасил лампаду, требуя таким образом его внимания. Он рассказал святому о скорбном событии, поскольку считал его своим другом и покровителем. «Почему, святче мой, ты не защитил его?» — говорил он, сетуя.
В то же мгновение подвижник услышал за дверью мяуканье котенка, освобожденного от пернатого хищника!
***
Нечто подобное мне рассказывал один старец об одном монахе-келлиоте. Этот монах, отлучаясь в Карею по какому- то делу, оставил дверь келлии открытой в надежде на покровительство святителя Николая, которому она была посвящена.
Вернувшись, он увидел, что его келлию опустошили грабители. Тогда монах вошел в храм и с дерзновенным, то есть дружественным и в то же время обличающим, видом сказал святому Николаю: «Почему ты, святче, не защитил свою келлию от грабителей? С сегодняшнего дня, пока ты не покажешь учинивших это, я не буду зажигать тебе лампаду!».
Гак он и поступил. И действительно, через несколько дней, во свидетельство веры и простоты старца-монаха, а также живого присутствия святителя Николая, грабители были обнаружены. Более того, они сами пришли и со смирением и сокрушением возвратили старцу все украденные из келлии вещи.
***
В Великой Лавре жил один очень простой монах по имени Ермолай. На него возложили послушание пасти стадо козлов [1]. Он ходил в разодранной одежде, с четками в руках. Человек был бесхитростный, без тени лукавства, непосредственная душа, в которой обитала Божественная благодать.
Говорят, что однажды он видел Пресвятую Богородицу, идущую по Лавре, но не узнал Ее и только спросил:
— Чего тебе надобно, женщина, в Лавре?
Один рабочий поступал с ним очень дурно, ругал его, выгонял на улицу зимой, и тот терпеливо переносил все с недосягаемым незлобием и кротостью.
О Ермолае мне много рассказывал подвижник старец Дамаскин из скита Святого Василия.
***
Мне рассказывал один очень простой, как малый ребенок, старец:
— Старые монахи были очень простыми людьми. Бесхитростные, нелукавые, незлобивые, настоящие овечки Божии.
***
Старец сказал:
— Молитва не утомляет, она снимает усталость. Например, что ощущает ребенок, когда находится в материнских объятиях? Мы не можем этого понять. Тогда только почувствуешь присутствие Бога, когда будешь ощущать себя малым ребенком. Если кто-нибудь услышит со стороны, как молятся такие люди, то скажет, что они как малые дети. А если кто увидит совершаемые ими при этом движения, то скажет, что они спятили. Потому что они — как маленький ребенок, который бежит, хватает отца за полу и просит: «Не знаю как, но ты должен сделать то и то». Однако люди, о которых я вам говорю, становятся в некоторой степени непригодными для физической работы. Каким образом? Они не могут трудиться, тело их расслабляется, конечности пере- I стают сгибаться. Когда любовь Божия изольется на человека в большом количестве, она обездвиживает его.
***
Старец сказал:
— Естественная простота из природного качества очень быстро делается святостью. Однажды один простой, но святой человек, испытывая нужду и желая позаботиться об одном недужном бедняке, пошел на берег моря, где стоял храм Вознесения. Простерши руки, он сказал: «Святая Аналипси [2], дай мне какую-нибудь рыбку для больного».
И — о чудо! — в руке у Него оказалась рыба, которую он и приготовил больному, благодаря Бога и… святую Аналипси!
Впрочем, человек простой и святой, но не имеющий рассуждения, может и прельщенного принять за святого. Святой же разумный и опытный имеет рассуждение и отличает святость от прелести. Ум — это харизма и дар Божий, как и телесная сила. Поэтому мы должны употреблять его так, как желает этого Бог, то есть к нашему спасению и освящению.
***
Карульский подвижник отец Филарет был приведен в Фессалоники на суд по делу кражи одним туристом какой-то древней книги. У монаха не было денег, чтобы заплатить несправедливо наложенный на него штраф.
— Отец, или плати, или тюрьма,— сказали ему судьи.
— Я выбираю тюрьму. У меня нет денег. С другой стороны, это будет для меня напоминанием о вечной тюрьме, — ответил он.
В конце концов кто-то из верующих заплатил штраф и откупил его от тюрьмы.
Вернувшись на Святую Гору, старец говорил отцам:
— Я был избавлен от земной тюрьмы, но избавлюсь ли от тюрьмы вечной?
И когда его спрашивали: «Как ты провел время в Фессалониках, старче Филарете, каким тебе показался мир?» (а он не выходил в мир более 50 лет), старец отвечал:
— Что мне сказать вам, отцы? Все люди торопятся, торопятся спасать свои души. Только я один ленив и нерадив…
***
Однажды очень бесхитростный и простой в обращении старец Артемий Григориат оказался в порту Пирея [3] по делам своего монастыря. К нему подошла одна публичная женщина и пригласила к себе домой. Тот, будучи весьма простодушным, согласился.
— Слава Богу,— говорил он,— в таком столпотворении нашелся человек, оказавший мне гостеприимство.
Женщина привела его в какую-то комнату, накормила и оставила одного. Старец начал молиться по четкам. Через некоторое время женщина постучала в дверь. Но отец Артемий привык вместе со стуком слышать и «Молитвами…» [4], как говорят отцы на Святой Горе.
— Скажи «Молитвами…»,— кричал он ей, когда она сильно и настойчиво стучала в дверь,— иначе не открою.
«Если не говорит «Молитвами…», значит, точно, бесовский дух»,— заключил старец и продолжил свою молитву.
***
В течение двух лет я жил в исторической келлии Преподобного Нила Мироточивого. В этом уединеннейшем обиталище жил приснопамятный старец Мефодий, брат папа-Фотия из Симонопетра. Старец Мефодий внешне казался столь суровым и резким, что, как он сам мне говорил, прежние монахи дали ему прозвище «головорез». Он не был юродивым в прямом смысле этого слова, но все его поведение и внутренняя позиция, как и у большинства монахов, несли в себе элементы юродства. Мефодий был непосредственным, прямым, осуждающим самого себя, смиренным до полного самоуничижения, непритворным…
Он говорил:
— С детства я был суров и необуздан, однако своих старцев упокоил. Сумасшедший, взбалмошный, как меня называли, но не дал келлии погибнуть. За отцом и матерью не ходил, а за своими старцами Нилом, Мефодием, Харитоном и Антонием ходил и их упокоил. Неужто не спасет и меня Пресвятая Богородица? Кто любит Пресвятую Богородицу, остается здесь.
Старец Мефодий был совершенно неграмотным. Каждый раз на вечерне, когда читали канон Богородице, он хотел возглашать «Пресвятая Богородице, спаси нас». Он произносил эти слова во весь голос, с такой непосредственностью и умилением, что потрясалось все его существо.
Часто он говорил:
— За самую малость можно попасть в геенну. И за самую малость можно спастись. Можно спастись в лодке с одним веслом.
Он был рыбаком с давних пор. Вместе со своим старцем в качестве «рукоделия» они имели рыбацкое ремесло и продавали свой улов. Все море и вся суша знали геро-Мефодия, его знал весь Афон, потому что он был еще и заядлым охотником.
Свирепый на вид, отец Мефодий был снисходителен по произволению своей души. Он не был юродивым, но был как гранит, как скалы, нависающие над его каливой, в своем упорстве, одиночестве. Но душа его была доброй, гостериимной, простой, как у ребенка, который иногда упрямится, а иногда тебе улыбается. Она была подобна пуху.
Однажды он сказал мне:
— Пойду, расчищу тропу от веток. Ведь люди ходят, чтобы они не мокли. Кто-нибудь да скажет: «Спаси его, Господи». Да даже если — говорю себе — и не скажет, ты получишь, благословенный, свою награду.
Этот простой монах творил все время такую молитву:
— В сей день, Господи, забери и сего нищенку (то есть его самого). Определи его к Своим рабам. Да и не хотим мы быть ни с владыками, ни со священниками, но сидеть бы на самом краешке…
***
Я знал двух монахов, на лицах которых самым живым образом были запечатлены простота и незлобие. Блаженные, непосредственные души, не знающие лести и коварства. Овцы Христовы, носящие в себе Его кротость и Его смирение. По общему мнению, эти два подвижника, старец А. из скита Святой Анны и
старец П. из Нового Скита, уже пребывают в раю.
***
В столице Святой Горы, Карее, жил в последние годы один очень простой мирянин, геро-Яннис, прозванный древним, потому что он носил на ногах царухи [5] и в правой руке всегда держал посох. Однажды он пришел в братство Иоасафеев и сказал отцу В.:
— Сделай мне одну… аконку. Хочу, чтоб Богородица была в облаках в белой одежде (так, он говорил, ему явилась Пресвятая Богородица).
— Сделаем, папа-Яннис, но она тебе выйдет дорого, эта… аконка.
-— Ты просишь много, а я дам тебе мало,— ответил он.
В другой раз папа-Яннис увидел волка, рыщущего около келлии отца Агафангела. Сотворив крестное знамение, он сказал:
— Пресвятая Богородица, спаси меня, и я принесу Тебе банку масла.
И действительно, утром он пошел в магазин, купил масло
и отнес его в келлию «Достойно есть».
* * *
В одной из келлий монастыря Ксиропотам жил другой простой сердцем и нищий духом мирянин по имени геро-Антоний Цукас. Один брат монах, оказавшись в тех краях, встретил его и спросил:
— Как поживаешь, дедушка?
— Как поживаю? Да вот, жду Пасху…
— Так Пасха ведь прошла! Уже Пятидесятница…
— Когда прошла? Пятидесятница? Но я же пощусь! Я еще не разговлялся! — воскликнул дед с недоумением и удивительной простотой.
Большую часть времени он проводил у диакона Фирфириса. Когда видел кого-нибудь из паломников курящим во дворе Протата, то возмущался и говорил как бы самому себе:
— Кто курит, тот проявляет неблагодарность. Церкви не нужны сигареты. Ей нужны ладан, спички и свечи…
Источник: архимандрит Иоанникий (Коцонис). Афонский отечник. — Саратов, Издательство Саратовской епархии, 2011.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Нa Афон запрещается завозить животных женского пола.— Пер.
[2] Слово «вознесение» (Αναληψη) по-гречески женского рода. Этот простой подвижник полагал, что храм освящен во имя какой-то святой жены.
[3] Портовый район Афин. – Пер.
[4] «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас»,— так принято говорить у монахов, прежде чем войти в чью-то келью. Входят только тогда, когда изнутри отвечают: «Аминь».
[5] Грубая крестьянская обувь, род лаптей