«Владыка Михей был таким, каким должен быть архиерей»
Статья, опубликованная на портале Православие.ru, посвящена 100-летию со дня рождения архиепископа Михея (Хархарова).
Вместе с ним приходило такое ликование…
В 1990 году несколько столичных священников создали в Москве православное Братство во имя Всемилостивого Спаса. Протоиерей Владимир Воробьев, ныне ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, рассказал, как Братством был организован детский лагерь.
— Мы обратились к отцу Николаю Лихоманову, теперь ставшему епископом Рыбинским и Даниловским Вениамином, с которым были знакомы с начала 1980-х годов. В то время он служил в Воскресенском соборе города Тутаева Ярославской епархии. Хотелось, чтобы лагерь был в русской глубинке и чтобы рядом был храм.
Отец Николай указал нам село Богослово недалеко от Тутаева. Это очень красивое место на берегу Волги, где сохранились несколько домов и храм, полуразрушенный и совершенно заброшенный. Здесь мы и устроили палаточный лагерь. Правящим архиереем Ярославской епархии в то время был архиепископ Платон (Удовенко). С ним я встречался один раз, на службе у отца Николая Лихоманова в Воскресенском соборе. Владыка благословил освятить этот заброшенный храм священническим чином. Полный ремонт, конечно, нам было сделать не по силам, но, что могли, мы подремонтировали и начали служить в главном приделе.
В 1993 году епископом Ярославским и Ростовским стал владыка Михей (Хархаров). Мы знали о нем как о человеке, принадлежавшем к кругу епископов и священников из Средней Азии, которые собрались вокруг владыки Гурия (Егорова). Я лично знал одного из них, владыку Стефана (Никитина). Встречался с владыкой Ермогеном (Голубевым). Он приезжал в Москву в Николо-Кузнецкий храм к отцу Всеволоду Шпиллеру, и я имел счастье подойти к нему, познакомиться, получить благословение.
Владыка Михей сразу же захотел побывать у нас в лагере. Первый раз он приехал 6 июля на престольный праздник (храм освящен в честь Владимирской иконы Божией Матери). И потом в этот день бывал у нас каждый год. Он приезжал на берег Волги, где масса детей, палатки, трапезная под навесом, и вместе с ним приходило такое торжество, такое ликование, которое ни с чем нельзя сравнить.
Его не смущало, что все у нас было устроено очень примитивно, что в храме висели бумажные иконы. Денег тогда совсем никаких не было.
Он радовался нам как своим детям
Палатки и полевая кухня достались лагерю от военных. Быт был очень простой. Пищу готовили под открытым небом. Одновременно в Богослове находилось более ста детей из разных регионов России и даже из-за рубежа. Это были ученики гимназий, дети из многодетных семей. На праздник всегда съезжались гости из Москвы. Приезжал отец Александр Салтыков, Николай Евгеньевич Емельянов, «отец отцов», трое его сыновей-священников — Алексей, Иоанн и Николай Емельяновы. Многие из тех, кто бывал в лагере, стали потом священниками.
— Владыка Михей появлялся, и все преображалось, становилось удивительным, — продолжает отец Владимир. — Ему сопутствовал дух святости, особенная благодать, которую чувствовали все. Мы ждали этого дня, а кто-то специально старался приехать 6 июля, чтобы прикоснуться к этой благодати, напитаться ею, увидеть владыку, такого простого, радостного, который являлся для нас любящим отцом. Он приезжал, и все чувствовали себя ему родными, близкими и дорогими. Он радовался нам как своим детям. Это было удивительно. После службы владыка всегда шел на трапезу, которую тоже преображал своим присутствием — говорил тосты, шутил, рассказывал. С ним было очень легко и тепло общаться. К нему возникало полное доверие. Не нужно было ничего бояться, не нужны были особенные церемонии. Он приносил с собой отеческую любовь, которая вызывала ответную любовь в сердцах детей и взрослых.
Я попросил владыку Михея разрешить мне у него исповедоваться (мой духовный отец, протоиерей Всеволод Шпиллер, скончался в 1984 году). Он легко согласился. С тех пор я периодически приезжал к нему в Ярославль. Он всегда удивительно тепло меня принимал, отводил в свой домовый храм, где совершалась исповедь. Потом он приглашал меня на обед, расспрашивал, рассказывал. Мы с ним обсуждали разные вопросы, которые в то время были злободневными. Конечно, я спрашивал его про устроение Свято-Тихоновского института, просил его благословения на осуществление разных проектов. Для меня это общение было драгоценным. Он говорил очень просто и любовью наполнял жизнь вокруг, являя, каким должен быть архипастырь и пастырь.
Был случай, когда я приехал, и оказалось, что владыка служит в Толгском монастыре и совершает постриг сестер. Я сразу же туда поехал, присутствовал при постриге, который произвел на меня неизгладимое впечатление. Владыка тогда был уже очень стареньким, слабеньким, все ему было трудно, но он служил и молился с такой духовной энергией, вкладывал в каждый возглас удивительную благодатную силу. Он служил с живой верой, с пламенной молитвой и любовью, ни одного слова не говоря формально, мимоходом, наскоро. В слова молитвы он вкладывал свое сердце, всю свою веру, обращался к Богу с удивительной силой.
Соединились два старца
13 января 1996 года в Тутаеве почил замечательный старец — архимандрит Павел (Груздев). Последние годы батюшка жил в сторожке при Воскресенском соборе. Похороны состоялись 15 января, в день памяти преподобного Серафима Саровского, которого он особенно почитал, живя по его заповеди: «Стяжи дух мирный, и около тебя спасутся тысячи».
Отпевание и погребение отца Павла совершил архиепископ Ярославский и Ростовский Михей в сослужении около 40 священников и 7 диаконов, при большом стечении народа. Люди были из Москвы, Петербурга, Ярославля и других мест. Протоиерей Владимир Воробьев вместе с московскими отцами в течение многих лет ездил к архимандриту Павлу еще в Верхне-Никульское, где он раньше служил. На старой выцветшей пленке можно разглядеть и протоиерея Владимира Воробьева, и протоиерея Аркадия Шатова, нынешнего епископа Пантелеимона, и отца Димитрия Смирнова.
— Отец Павел в последние годы сильно болел, ослеп. Но при его отпевании было удивительное торжество, как бывает, когда умирают праведники. Победное шествие святого человека к Богу заставляет ликовать. Ликует его душа, ликуют все его близкие, печали нет, есть радость, легкость и Божия благодать. Это, конечно, ощущал владыка Михей, и получился настоящий праздник — соединились два старца в этой службе.
Отпевали батюшку в нижнем храме Воскресенского собора, а хоронили на другом берегу Волги, на Леонтьевском кладбище. Крутится старенькая видеокассета, возвращает в то время. Вот под колокольный звон из Воскресенского собора священники выносят гроб с телом старца. Вот через Волгу по льду с правого берега на левый тянутся люди. Для Тутаева, если Волга замерзла, это обычный способ передвижения. А зима в том году была суровая, морозы крепкие. На кладбище, когда гроб закапывали, владыка Михей стоял рядом с отцом Николаем Лихомановым. Оператор долго держал их лица на крупном плане. Владыка Михей в клобуке, отец Николай в скуфейке. Оба смотрят вниз, где могила. Молятся…
Я чувствовал себя родным и близким ему
Отец Владимир хорошо помнит, как было трудно владыке Михею в последние годы. После перенесенного инсульта он пребывал в полной немощи, передвигался на коляске, но, как и раньше, неизменно был приветлив и радушен.
— В последний раз, когда я был у него, он изнемогал от мучительной болезни. При нем был отец Феодор (Казанов), теперь митрополит Волгоградский и Камышинский. Он самоотверженно ухаживал за владыкой день и ночь и выглядел совершенно измученным. Старец очень сильно страдал, но по-прежнему благожелательно, с любовью принимал меня, беседовал. Я чувствовал себя родным и близким ему. Вероятно, так чувствовали себя все, знавшие владыку.
В нем чувствовалась подлинность
Когда-то отец Владимир переписывался с замечательным иеромонахом Павлом (Троицким), жившем в затворе последние 50 лет своей жизни.
— Он нас всегда учил искать волю Божию и жить по воле Божией. Это был главный принцип его жизни. Мы его спрашивали, он нам говорил: «Такова воля Божия». Как-то он написал: «Я видел много епископов, митрополитов за свою жизнь, но как мало среди них было тех, кто был таким, каким должен был быть. Не все были хорошими людьми». Владыка Михей был таким, каким должен быть архиерей. В нем чувствовалась подлинность. Все, что он делал, исходило от его сердца. Он от всего сердца молился. От всего сердца общался с каждым человеком, который к нему приходил. Во все свои дела он вкладывал душу, всю свою любовь. Таким он был — во всем настоящим…
Я спрашивал владыку Михея, какое правило мне читать перед причастием. Священники служат часто, и каждый раз причащаются. А в нашей жизни бывает мало времени, чтобы вычитывать длинные правила.
Он сказал читать правило, которое теперь установлено Архиерейским Совещанием в документе «Об участии верных в Евхаристии». Это Последование ко Святому Причащению издается и для мирян, но в несколько сокращенном виде. В частности, четвертая, самая длинная молитва опущена. Владыка же мне сказал обязательно читать эту молитву. Я читал ее и раньше, но теперь, доходя до четвертой молитвы, всегда вспоминаю владыку Михея. Он все делал по-настоящему, от всего сердца, стараясь не ослабить, не кое-как, но с душой исполнить все самое главное.
Было очевидно, что его все очень любили. Он был любимым архипастырем для всей епархии: и для духовенства, и для всего народа. При нем все расцветало. Епископом он был не так долго, чуть более десяти лет. Но при нем в Ярославской епархии открылось множество храмов, монастырей… Вокруг него все удивительно оживало, росло и цвело. Так бывает, когда человеку содействует Божия благодать и Божественная любовь.
То, что владыку Михея рукоположили в архиереи в 72 года, в таком преклонном возрасте, — случай исключительный, небывалый. Во время гонений такое могло быть, но сейчас, когда Церковь свободна, стараются избирать епископами молодых и дееспособных, в расцвете сил и лет. Но архиепископ Михей оказался более дееспособным, чем многие молодые. Именно потому, что он действовал не только своей энергией, не молодым задором и способностью быстро передвигаться, но благодатью Божией, которая была в нем. Это несравненно больше и сильнее. Среди архиереев мы всегда замечаем тех, которые в наибольшей степени соответствуют этому высочайшему сану и призванию. И владыка Михей — из их числа.
Часто наши епископы бывают хорошими администраторами, строителями, организаторами. Но нечасто увидишь архиерея, окруженного таким облаком благодати, которое само все меняет. Владыка Михей явил образ такого епископа-отца, простого, доступного, любящего, радостного, готового разделить с тобой скорби и переживания, вникнуть, понять, помочь, посочувствовать, посоветовать, подбодрить. Это ни с чем несравнимо.
В истории XX века много трудных моментов. Патриарх Алексий долгое время был управляющим делами Московской Патриархии. Когда владыку Ермогена (Голубева) отправляли в ссылку в Жировицкий монастырь, это дело проходило через митрополита Алексия как управляющего делами. Конечно, он все прекрасно понимал. Когда будущего владыку Михея потребовали убрать из монастыря за то, что он не притеснял владыку Ермогена, а старался облегчить его заточение, то это, наверное, тоже как-то было известно митрополиту Алексию. Он вынужден был выполнять эти распоряжения Совета по делам религий. Я думаю, что сердце его при этом болело. Когда пришла свобода, и у Патриарха появилась власть, он вспомнил про владыку Ермогена, про архимандрита Михея. Восполняя подвиг отца Михея, Святейший захотел его возвысить и поставить «на свещнице».
В Церкви эти события болезненно переживались, многие были их свидетелями. Я думаю, что Патриарх Алексий, рукополагая архимандрита Михея в епископа, перечеркнул то, что было, и воздал должное подвигу владыки Ермогена и отца Михея. Он показал, что те действия были вынужденными и неправильными. Конечно, он любил владыку Михея… Владыка был кротким и смиренным старцем. Смирение и кротость в нем светились.